Как и Великая Отечественная война, черным смерчем прокатившаяся по нашей некогда огромной стране, сталинские репрессии также оставили тяжкий след, наверное, в каждой советской семье.

…В самом сердце Украины, на изумительной красоты Черкащине, есть небольшое живописное село Лозоватка, названное так из-за произрастающих там в изобилии верб с ниспадающими до земли лозами. В этом селе с конца XVIII века проживал, разрастаясь, род Скрипников – это были потомки свободолюбивых запорожских казаков, музыканты, мастеровые, земледельцы.

Дед мой, Софрон Васильевич Скрипник, в 20 – 30-е годы прошлого века учительствовал в Лозоватке. По тем временам учитель на селе – фигура видная, второй человек после председателя колхоза. К тому же, дед имел университетское образование, играл на скрипке и фортепиано, увлекался живописью и литературой – в общем, был интеллигент и интеллектуал. Софрон Васильевич, в содружестве с приезжими из Киева консерваторскими студентами, организовал в Лозоватке настоящий инструментальный оркестр и детский хор. В оркестре участвовали и трое его братьев – все музыканты. У деда была крепкая, дружная семья, подрастали трое сыновей.

Одним росчерком пера всё это было уничтожено. В 1937 году в районный НКВД был отправлен анонимный донос на моего деда о том, что (буквально цитирую оригинал, обнаруженный в архивах КНБ В 70-е годы) «С. В. Скрипник под стрехой крыши прячет револьвер»… Обвинение, честно говоря, смехотворное. Дед никогда не держал в руках боевого огнестрельного оружия по пацифистским соображениям. У него была только коллекция старинного казачьего оружия – пики, сабли и прочее. Тем не менее, темной декабрьской ночью к дому подъехал «черный воронок» и увез моего деда навсегда. Люди в форме долго искали этот самый револьвер. Не найдя «улику», конфисковали коллекцию казачьего оружия, равно как и коллекцию украинской и российской живописи и старинную библиотеку.

Бабушке Феодосии, как «жене врага народа», выдали предписание в 24 часа покинуть Лозоватку, явиться на вокзал города Киева для отправки в Казахстан. В ссылку.

В течение нескольких дней арестовали всех троих братьев моего деда, а семьи выслали. Максим Васильевич, младший брат деда, был талантливым портным. Талантливым настолько, что артисты киевских и одесских театров специально приезжали к нему в Лозоватку заказывать фраки и костюмы. Тимофей Васильевич крестьянствовал, держал огромную пасеку. А Иван Васильевич, старший брат, обладал уникальным голосом – необыкновенной красоты оперным тенором, поставленным от природы. К сожалению, ему не удалось стать оперным певцом, так как ранения, полученные на фронтах первой мировой войны, сделали его внешний облик, как говорили, «не сценичным» (именно поэтому Софрон Васильевич и стал пацифистом).

Все эти талантливые, простые и работящие люди сгинули в безвестности, а их близких, их семьи раскидали по всем концам Советского Союза.

Репрессии касались и совсем юных. Папа мой, Всеволод Софронович, в 1937, когда ему было 14 лет, учился в школе-интернате города Смела, находящегося в 30 километрах от Лозоватки. После того, как стало известно об аресте отца, его заставляли публично отречься от отца – «врага народа». Он оказался. Тогда собрали общешкольную линейку и устроили судилище над «сыном врага народа», сняв с него пионерский галстук. А потом просто выставили из школы.

…В Киеве, перед отъездом в Казахстан, бабушке Феодосии вместе с младшим сыном Геннадием удалось попасть в городскую тюрьму, где в это время был в заключении мой дед. Выстояла длинную очередь к окошечку, где принимали передачи для заключенных. Передачу взяли, а в свидании отказали. Опечаленная, она шла по двору тюрьмы, направляясь к воротам, как вдруг услышала родной голос. Высоко, в зарешеченном окне, она увидела бледной, в кровоподтеках, лицо мужа. Рубашка была изорвана и в крови. Задыхаясь, он кричал ей: «Скажи детям, что я ни в чем не виноват!»

Жены и малолетние дети репрессированных «врагов народа» были отправлены с киевского вокзала в Казахстан в вагонах, предназначенных для перевозки скота. По пути следования чуть ли не на каждой станции выносили трупы. Это был морозный декабрь, и люди умирали от холода и голода.

Когда доехали до Казахстана, пассажиров стали частями высаживать на каждой станции, определяя им место жительства. Так бабушка Феодосия оказалась в селе Бурное Джувалинского района (ныне село Бауыржана Момышулы Жуалынского района), где и прожила долгие годы. Она рассказывала, что позже слышала от очевидцев, что оставшаяся после Бурного группа женщин с детьми до следующей станции – Джамбул (тогда – Мирзоян) не доехала. Где-то на полпути между станциями людей вывели из вагонов, увели в горы и расстреляли. Если верить очевидцам, то в жамбылских горах есть безвестная братская могила жертв массовых политических репрессий.